Карив Аркан - Переводчик
Аркан Карив
Переводчик
Pour Natalie Avec Tendresse
Если не я для тебя, кто для тебя?
Если я только для тебя, зачем я?
роман-телега
Я хотел бы оставить русскому языку
некую библейскую похабность
Пушкин
Пролог
Я проснулся, как всегда, за пять минут до запланированного взрыва
будильника, обезвредил его вслепую, сунул в рот сигарету, потянулся до
первого сладкого хруста и, откинувшись на подушке, вспомнил, что очень хочу
п'исать и что сегодня - первый день милуим.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Библиотечный день *
Глава первая: Утро. Кофе. Сборы
Шаркающей кавалерийской походкой в аляповатых иерусалимских декорациях
вошел в русскую речь весенний месяц нисан. На самом деле, это всего лишь
апрель, месяц моего рождения, в который Солнце покидает пылкого придурка
Овна и разливается мягким теплом по ленивому, но страстному Тельцу.
Пробуждается природа, едут капелью крыши, распускаются почки.
Я сам как набухшая почка: томительные ожидания
детства-отрочества-юности и клятвенные обещания молодости распирают меня
изнутри; с каждым годом их становится все больше, и давят они сильнее.
Однажды (в этом не может быть сомнений) я распущусь прекрасным цветком, хоть
бы и пришлось для этого лопнуть.
С сигаретой в зубах и немигающим взглядом я застыл над унитазом фигурой
мадам Тюссо. А в комнате звонил телефон. После шестого звонка включился
ответчик и, расшаркавшись за меня в реверансах, предложил оставить сообщение
после сигнала. Би-и-ип! -
- С добрым утром тебя, моя ласточка!.. Але... Але? Ласточка, дома ли
ты?
Ответь... Дрыхнешь еще небось... А кто будет родину защищать?
Пушкин?.. Или, может быть, Зильбер все таки жопу поднимет? Ась?..
Мартын!
Мартынуш! Мартынушка! Лама азавтани, сука!
Только у русского человека с похмелья может быть такой чистый, хрупкий,
искренний голос с хрустальными вибрациями космических сфер. Накануне
русский человек напился, он искал общения. Потом он заснул, но в несусветный
утренний час недобрая сила подняла его, мягкого и беззащитного, и поразила
непокоем. А будить других русских людей было еще неприлично рано. Часа два
он страдал и морщился, пытался читать, хватал гантели, пил чай, включал
телевизор, залезал обратно в постель и вскакивал с нее. Наконец, Господь
сжалился и сказал: "Нехорошо человеку быть одному. Позвони Зильберу, он уже
проснулся". Когда я снял трубку, мой друг и товарищ по оружию Альберт
Эйнштейн заканчивал напевать на ответчик последний куплет песни "а для тебя,
родная, есть почта полевая".
Вам, вероятно, хочется узнать, почему моего друга и товарища по оружию
зовут Альберт Эйнштейн. Всем хочется. И все норовят спросить об этом самого
Эйнштейна. Вопрос скучный и бестактный. Разве мог советский инженер по
фамилии Эйнштейн назвать своего сына иначе? И разве мог он затем не отдать
его в физматшколу? Я, признаться, уже давно не нахожу ничего удивительного в
подобных сочетаниях имен и фамилий. В одном только списке членов израильской
русской партии имеем трех Романов Поланских и двух Иосифов Бродских. И за
пределами русского списка происходят чудесные встречи. Однажды судьба свела
меня с лейтенантом Дантесом, водителем автобуса в гражданской жизни.
Эйнштейн требовал первой психологической помощи, и я ему ее оказал. Я
отговорил его забивать болт на Израиль, армию его обороны и на всю эту
блядскую жизнь вообще. Я сообщил ему заряд оптимизма и веры в лучшее
будущее. Я высмеял его опасения подохнуть с похмелья, потому что от похмелья
еще никто не умирал, разве что польский пи
