8d5b5172     

Карельский А - Эрнст Теодор Амадей Гофман



А.Карельский
Эрнст Теодор Амадей Гофман
"...С тобой должен я посоветоваться, с тобой,
прекрасная, божественная тайна моей жизни!.. Ты-то ведь
знаешь, что никогда я не был человеком низких
побуждений, хоть многие и считали меня таковым. Ибо во
мне пылала вся та любовь, что от века зовем мы Мировым
Духом, искра ее тлела в моей груди, пока дыхание твоего
существа не раздуло ее в светлое радостное пламя".
...Старик вдруг очнулся от своего возвышенного
забытья, и лицо его, чего давно уже с ним не бывало,
осклабилось в той странно-любезной то ли улыбке, то ли
ухмылке, что находилась в разительнейшем противоречии с
исконным простодушием его существа и придавала всему его
облику черту некой даже зловещей карикатурности.
Э.-Т.-А.Гофман. Житейские воззрения кота Мурра.
Гофман из тех писателей, чья посмертная слава не ограничивается
шеренгами собраний сочинений, встающими ряд за рядом из века в век и
превращающими книжные полки в безмолвные, но грозные полки; не оседает она и
пирамидами фундаментальных изысканий - памятниками упорного одоления этих
полков; она от всего этого как бы даже и не зависит.
Она скорее легка и крылата. Как странный пряный аромат, она разлита в
духовной атмосфере, вас окружающей. Вы можете и не читать "сказок Гофмана" -
вам рано или поздно их расскажут или на них укажут. Если в детстве вас
обошли Щелкунчик и мастер Коппелиус, они все равно напомнят о себе позже - в
театре на балетах Чайковского или Делиба, а если не в театре, то хоть на
театральной афише или на телевизионном экране. Тень Гофмана постоянно и
благотворно осеняла русскую культуру в XIX веке; в XX веке она вдруг легла
на нее затмением, материализовавшимся бременем трагического гротеска, -
вспомним хотя бы судьбу Зощенко, в которой роль отягчающего обстоятельства
сыграла его принадлежность к группе с гофмановским названием "Серапионовы
братья". Гофман оказался под подозрением в неблагонадежности, его самого
теперь тоже издавали скупо и обрывочно - но от этого он не перестал
присутствовать вокруг, в литературе и, главное, в жизни, - только имя его
стало отныне в большей степени знаком и символом атмосферного неблагополучия
("гофманиана"!), соперничая тут разве что с именем Кафки; но Кафка многим
тому же Гофману и обязан.
(Подозрение в неблагонадежности, азарт преследования и синдром
подследственности... Гофман уже знал механику этих процессов. В его повести
"Повелитель блох" фабрикуется дело против ни в чем не повинного человека, и
следственная метода описывается, в частности, так: "Проницательный
Кнаррпанти имел наготове не меньше сотни вопросов, которыми он атаковал
Перегринуса... Преимущественно они были направлены на то, чтобы выведать, о
чем думал Перегринус как вообще всю свою жизнь, так, в частности, при тех
или других обстоятельствах, например при записывании подозрительных мыслей в
свой дневник. Думание, полагал Кнаррпанти, уже само по себе, как таковое,
есть опасная операция, а думание опасных людей тем более опасно". И далее:
"...я представлю в таком двусмысленном свете нашего молодца, что все только
рты разинут. А отсюда подымется дух ненависти, который навлечет на его
голову всякие беды и восстановит против него даже таких беспристрастных,
спокойных людей, как этот господин депутат".)
Сегодня наконец-то настала пора представить нашим читателям достойное
Собрание сочинений Гофмана; что касается его литературно-художественных
произведений, оно практически полное. Гофман впервые удостаивается почести



Содержание раздела