Каралис Дмитрий - Феномен Крикушина
Дмитрий Каралис
Феномен Крикушина
(повесть 1984 года)
Я кормил ужином детей и изображал им, как ловят в Африке тигров для
зоопарков. Машка с Олегом разевали рты, и я запихивал в них кашу. Вот тогда
и позвонил Крикушин. Это я хорошо помню.
Дети обрадовались. Они подумали, что я забуду про ужин. Но со мною
такие номера не проходят.
- Я хочу к тебе заехать, - сказал Крикушин. - Дело есть.
- Ты только тогда и заезжаешь, - сказал я. - Нет чтобы просто так... Ну
заезжай, заезжай...
Я слышал, как он позвенел ключами от машины и повесил трубку.
- Сейчас приедет дядя Сережа, - многозначительно предупредил я детей. -
Если вы не успеете все съесть, Степка не станет с вами играть. Он никогда не
играет со слабыми и непослушными детьми.
Степка - это собака. Если Крикушин при машине, значит Степка с ним,
решил я. Дети обрадовались еще больше.
Крикушин приехал через несколько минут и огорчил моих отпрысков. Пса он
оставил внизу, в машине. Сын с дочкой подняли вой, полагая, что я специально
пообещал им Степку, чтобы они очистили тарелки. Можно подумать, это мне
надо, чтобы они съели кашу. Хотя, если разобраться, мне тоже надо. И еще
неизвестно - кому больше. Потому что здоровые дети - награда родителям. И
наоборот.
- Если бы у тебя была выпивка, тебе следовало бы выпить, - тихо
посоветовал Крикушин, надевая тапочки. - Ты бы лучше воспринял то, что я
тебе сейчас расскажу.
С выпивкой он попал в точку: ее не было. Я взял из холодильника бутылку
нарзана, и мы пошли в спальню. Ну, спальня - громко сказано. На самом деле
это конура в четыре квадратных метра, где стоят раскладной диван, стул,
торшер и журнальный столик. Дети спят в два этажа в гостиной. Гостиная -
это, сами понимаете, тоже условно.
Я убрал со столика вязанье жены и поставил фужеры и бутылку.
- Открывай, открывай, - угрюмо поторопил меня Крикушин и сел напротив.
- Я написал три рассказа, и их напечатали, - помолчав, сказал он.
- Поздравляю! - обрадовался я. - Наконец-то! А где?..
Крикушин поднял на меня глаза. Сквозь тревогу в них пробивалось
озорство.
- И они сбылись... Понимаешь? Сбы-лись!..
- Документальные, что ли? - не понял я. - Очерки?..
Я не очень сообразительный человек, и поэтому не стану описывать, как
Крикушин втолковывал мне, что произошло. Это долго. Лучше я расскажу суть.
Своими словами и с небольшой предысторией, чтобы представили, что за человек
Крикушин.
Надо сказать, литературные способности Крикушина проявились еще в
школе. Я помню, как седая учительница литературы, обожавшая Есенина и Блока,
с волнующими паузами зачитывала притихшему классу его сочинения на вольную
тему.
Крикушин всегда писал на вольную тему. В этом смысле он был неудобным
соседом по парте.
Окончив школу с золотой медалью, он без труда поступил на факультет
журналистики, где и блистал в числе лучших до третьего курса, но потом вдруг
сник, потерял интерес к учебе, рассорился с общественностью и ушел из
университета. В армию его не взяли, усмотрев в нем какие-то отклонения от
нормы, и Крикушин три года присылал мне короткие весточки из населенных
пунктов с неожиданными и смешными названиями, где неподолгу работал то
фотографом, то бакенщиком, то помощником лесничего, то конюхом. Казалось, он
хочет перепробовать все профессии.
Несколько раз по его просьбе я высылал ему книги с мудреными
названиями, которые отыскивал через знакомого букиниста. Среди них
запомнились Психология как искусство профессора Шнейдера, в черном кожаном
переплете, и сочинение го
